Зубная фея

[Млисс]

  О дитя , иди скорей
В край озёр и камышей
За прекрасной феей вслед -
Ибо в мире столько горя,
что другой дороги нет.

У. Йейтс

  Все было неправильно. И, самое отвратительное, нарочно неправильно. Назло.
Спугнутый подросток прижался к окну, словно к последнему спасению; его указательный палец дернулся сверхчувствительным прибором и вывел синусоиду. В отсутствие человеческого дыхания стекло быстро покрылось испариной. Кажется, оно тоже занервничало.
-Дон!, - голос матери разнесся по пришибленному дому, и Дональд в очередной раз удивился, как она не разбила чего-нибудь этим своим голосом, - слезай давай с подоконника, что за дела! Я смотрю, с моего ухода ты как сел, так и сидишь.
Она прошла по своим владениям, выпутываясь из шарфа, зажигая везде свет. Её аляповатые сережки-переростки безуспешно ударяли её по шее своими кулачками.
- Опять курил?, - остановилась в ванной.
Дон только осклабился и подобрал ноги, чтобы ей даже в голову не пришло, что он слезет. Больше всего сейчас ему хотелось сжаться в маленький комочек и стать таким же незаметным, как кактус рядом. Он тренировался каждый день, и думал, что со временем получится. Эта глупая придирка совсем отбила у Дона желание говорить. Может быть, позже... Он чувствовал, что с ним просто физически что-то произойдет, если он ни с кем не поговорит, но ему было нужно совсем не такое внимание. Мать всегда думала, что Дональд просиживает день-деньской у открытой фрамуги, чтобы отбить запах курева, но это было неправдой.
  Подоконник для Дона был наблюдательным пунктом, это так, но он был ещё и дворцом, тюрьмой, забегаловкой, кинотеатром на открытом воздухе, крепостью - совсем как расписывают Тауэр для лохов-туристов. Больше всего - крепостью. Дон краем глаза заметил, что мать неохотно отступила с занятый позиций - магический круг окна помогал справиться даже с ней. Когда-нибудь он точно построит здесь дом престарелых с креслом качалкой и котом-ровесником, все как полагается, и не надо будет задумываться о будущем. Дон уставился в одну точку за дамбой оконной рамы. В осеннем бушующем море снаружи он выделил для себя два листочка-близнеца, подпрыгивающие на черешке, как на трамплине. Они готовились. Дональд усмехнулся этой вере в неприкосновенность перемычки, соединяющей их ушедшие в пятки души. И тут ветер перекусил пуповину листьев.
  Дон спрятал лицо на коленях. Идиот! какое право он имеет говорить так, когда с ним когда-то случилось то же самое. Ножницами по незасохшей ветке, по ленточке на открытии чего-то.. больно.
 Это случилось пять лет тому назад, когда Дон ещё не верил в призраков и фей, пиратов и блудливых мертвецов, а считал их неотъемлемой частью жизни. Он вообще тогда мог многое рассказать родителям(если они захотели бы спросить!) о пухлощеких человечках, притворяющихся солнечными зайчиками и щекочущих его, пока он просыпался, о сплетничающих цветах и лисах с человеческими глазами. В тот вечер Дон потерял мяч. Мяч был не новый, тертый калач-мяч, познавший вкус всех стен города, и именно поэтому его было так жалко. В своих поисках он забрел к ложбинке в лесу, напоминавшую одноименную ложбинку на шее. Это было за тем местом, где по праздничным дням устраивалась ярмарка. Так далеко от дома он ещё никогда не заходил.
Страх кубарем скатился у него по шее, забираясь где потеплее. У Дональда замерзли руки, и он почувствовал, что два литра его крови, сбившиеся в кучу поближе к сердцу, в этом месте - плохой груз. Он заозирался.
Что-то ударило его в щиколотку, упругое и, кажется живое.
-АААААААААААА!
- Да не ори ты так, всех сов разбудишь, - дротиками для дартса Дональда прикнопили пущенные в разлет глаза. Глаза были расположены так далеко друг от друга, что приходилось переводить взгляд с одного на другой, чтобы рассмотреть их. Радужка мягкая, как лесной мох.
Дональд смигнул. Перед ним стояла - руки в боки - девчонка примерно его лет, дерзко выросшая из своего драного сарафана, как молодая елочка. Предмет, ударившийся о Дональда, был его собственный мяч, и девчонка торжествующе улыбалась, будто забила невесть кому гол.
- А что, разве это не совы вон там светят глазами?, - только и нашел, что спросить, Дон. Чувство безопасности, вызванное появлением живого человека, было каким-то суррогатным, как кофе, который его мать пьет по утрам - Дональд отпил как-то из чашки, и оно было совсем непохоже на тот, который наливали ему. Дональд еще тогда подумал, что мать, бедняжка, ради него отказывается от сладкого.
-Не совы? Но тогда кто?
В ответ ему серпом блеснула улыбка:
- О нет, совсем неет!Совы ещё досыпают последние минуты перед подъемом, лентяйки - осуждающе качнула она цветочным венком на голове, - ты идешь в ту сторону?- серп перевел тему.
- Не.. Не знаю, наверное, туда..
Как будто ей не надо было возвращаться домой, девчонка повернулась и посмотрела, куда он указывает:
- Хорошо. Тогда я тоже туда иду.
Замолкнув на полуслове, как будто прислушиваясь к чему-то более важному, она быстро пошла вперед, крестиками гоня мяч перед собой. На каждом шаге её как будто отталкивало от земли:
- Подожди, у тебя мой мяч!!!
  Они шли, взявшись за руки и одновременно каждый сам по себе, неизмеримо долго. Дон не знал этих мест, но был точно уверен, что за столько времени можно было пройти их вдоль и поперек, но они все шли и шли, проламывая кустарник, как стадо молодых носорогов, причем на его спутнице не оставалось никаких зацепин от сучков, словно она проходила через них насквозь.
- Этот венок у тебя на голове.. Разве ты никогда не слышала о том, что цветы мучаются, когда их срывают? - Дональд не замечал, что сам светлеет, как девчонка, а она была белая, как статуя в парке. Может, это отбеливатель луны виноват, подумала она и улыбнулась. Теперь его уже тоже подбрасывало вверх при походке, - разве тебе их не жалко?
- От кого ты это слышал? От бабушки? Говорят, у многих из них перед смертью открываются детские глаза. К тому же цветы в моем венке вовсе не мертвые, - сказала она, - Их стебли переплелись, цветы выстреливают в небо ракетами, а корни вросли в мою голову.
Дональд пропустил мимо ушей последние слова:
- Я сам слышал. Сорвал как-то веточку шиповника и обомлел от ужаса, когда она запросилась обратно. Я приставил её к стеблю, хотя ты понимаешь, это было бесполезно. Мне было так стыдно. Я похоронил веточку под окном.
-Это меняет дело..- проговорила она словно бы для себя, - а как тебя зовут?
-Дональд. Лучше - Дон, а то меня в школе дразнят Дональдом Даком.
-Ты не знаешь кто такой Дональд Дак?
-Эй!
-А ты можешь звать меня Динь. Да, Динь и Дон - это будет забавно звучать!.. звучало.
Когда дорожка внезапно вывела их к знакомому Дону указателю, он почувствовал, что его горло превратилось в какую-то свирель, играющую от любого встречного ветерка.
- Ты что, уже уходишь? - свирель свистнула и захрипела, - Хочешь, возьми себе этот мяч, только не уходи!
На лицо Динь свалилась тень, как от внезапно потушенной свечи. Она долго молчала. Потом с вопросом в голосе сказала:
- Но я же не могу не уйти? Дон, я не могу долго здесь быть, я умру - все мы умираем, пробыв здесь слишком долго, наши внутренности разрывает тяжесть..
-Тяготение, - подсказал Дон.
-Да, тяготение, к тому же ТЫ можешь прийти, если захочешь. Ты можешь прийти, пока у тебя есть это, - Динь показала пальцем на его молочные зубы, - мы ведь как-никак зубные феи.
Дон подкатил к её ноге латаный-перелатаный мяч и криво улыбнулся.
Только когда маленький вихрь из листьев и сухой земли улегся, Дон вспомнил, что ноги Динь были до колен вымазаны травой.


Он снова закрыл глаза и прислушался к бормотанию ветра, но оно стало совсем неразборчивым.
-Дон! Доон!,- крик вытянул его за уши из трясины видений, да так сильно, что он все-таки рухнул вниз, разъезжаясь давно не стриженными ногтями по линолеуму и недоумевая, что не разбился как хрупкая елочная игрушка.
-Переспелый плод, - констатировала мать, улыбаясь тем шире, что с ней была её подруга Мэй, приглашенная на "чаепитие".
- Это значит, проваливай давай, - добродушно пробасила Мэй, чей опыт общения с подростками ограничивался её беспардонной псиной в её, псины, подростковом возрасте.
-Сейчас, сейчас, - Дон как всегда попал ногой не в тот тапок и поспешно спасал ситуацию, - мисс Фриман, ваша Псина опять охотилась на крота на нашем газоне. Вы б ему создали лучшие условия, что ли.
-Не ему, а ей, парень. Моя Псина - девочка.
- Так я и не про собаку говорю. У вас, должно быть, совсем невмоготу жить кроту, раз уж он решается на побег!
Уже выдавливая заиндевевшую в своем гостеприимном ханжестве дверную ручку - уже были первые утренники - Дон, как собака, поймал обрывок фразы: "- Он не хочет взрослеть, представь себе!
- Пустяки. Ветер в голове."
  На заднем дворе этот самый ветер свернулся котенком в клубочек газеты, убегая от собак во сне и на сене.Насчет сена - там его тоже было много, разрозненного и бессмысленного - Дон не знал, какими цветами оно было раньше, и как эти цветы назывались, но это было и не важно, потому что в этом погребальном венке лежал здоровехонький мертвец - мяч. Дон наклонился за ним, как за собственной отделенной от тела головой.
- Мне все это снится. Или снилось? Боже, Динь, но у меня ведь уже давно выпали молочные зубы, может, так ты с презрением прощаешься со мной эсэмэской спущенного мяча, Динь?
Дон уткнулся носом в землю, как в её волосы, и заплакал. Когда он пришел в себя, на улице уже был вечер. Из дома несло запахом блинов и чадом несмывающихся разговоров.
-Дон! Он здесь?!, - орала где-то внутри Лиза, как глухонемая. Дона передернуло - он вспомнил, что Лиза - его девушка.
-Он мне не докладывается, мисс. Это чучело с воронами на голове никогда не говорит своей матери, куда понесут его ноги на этот раз.
-Но Дон не отвечает на мои звонки! Неужели же вы..
Кажется, мать намеревалась захлопнуть дверь. Дональд мысленно ей поапплодировал.
Но Лиза пустила в ход дипломатическое коварство:
-Аа, кажется, я догадываюсь, - липуче, как омела, произнесла она, - он отправился за обручальными кольцами. Мы вам не говорили, что хотим пожениться?
Это было уже чересчур! Дон вскочил на ноги и перегнулся через угол дома:
-?????????
-Да! Ваш Дон, он такой заботливый на самом деле, такой внимательный...
Обе женщины засюсюкали в доме, как комнатные болонки. К ним примешивался громогласный лай мисс Фриман.Дон уносил ноги. Он перепрыгивал через лужи и канавы, быстрый, как наступающая зима:
- Я пропал, - думал он, - самое страшное, что только может случиться с человеком - "и жили они долго и счастливо, и умерли в один день" - это случится и со мной. Пускай даже не сейчас. Жить только ради этих маленьких спиногрызов - детей, любовно перегрызать друг другу глотки с 5 до 10, а с 9 до 5 желать наступления третьей мировой.. Я пропал.
  Дон заглядывал в окна, как отброшенная за ненадобностью мысль. Все это было не то.
Люди оставляли длинные тени. Тени были неподвижны, как обелиски, но когда в дело вступали заоконные пряди ветвей, становилось понятно, что это не азотистый свет софитов, а луна. Она заползала в дома, наполняя их шорохами и искажениями - что, как не искажение, свет луны? Казалось, что дома - это коробки с невидимым, но ценным содержимым, которое она перетряхивала. А люди были так похожи на кукол в этот час, лежа в своих упаковочных коробках, разряженные, готовые к новому дню. У всех них было глуповатое выражение лиц и плотно сомкнутые губы, казалось, не участвовавшие в дыхании. Тени скользили по этим прижатым ртам. Люди напоминали привязанных к пристани лодок, покачивающихся на волнах.
 Схваченный первым морозцем асфальт хрупал под его подошвами, как рассыпанный сахар.
Ярмарка.
Дон сбавил темп и принялся красться мимо тыльных сторон балаганов. В нос ему, как шампанское, била музыка.
-Сегодня одиннадцатое. Холлан-тайд. Да, может именно поэтому???
В километре отсюда мать Дональда подошла к окну, напоминавшему оправу без драгоценного камня. На ушную перепонку окна с громким "плоп-плоп-плоп!" валилось конфетти листьев, и ей почему-то стало не по себе.

-Доон!- в плечо его, казалось, врезалась ракета класса "земля-воздух". Дональд чувствовал, как тяжело она дышит, как тяжелы лямки комбинезона, удерживающие душу Лизы вдалеке от него.
-Отстань. Я не хочу с тобой разговаривать.
-Ну утёночек, что с тобой? Неужели ты подслушал, о чем мы говорим с твоей мамой? Я просто проверяла её чувство юмора, это же такие пустяки.
Дон, заставляя Лизу замолкнуть, провел по её зубам.
-У тебя давно выпали молочные зубы?
-Мммм. Чего?
-Нет, не важно. Давай, идем вон вот балаганчик. Разве не весело?
 И они завались вон в тот балаганчик, и в этот; их заносило на поворотах, как пьяных. Лиза ржала, как пони на карусели и взлягивала ногами. Дональд был спокоен, как маньяк. Он выиграл Лизе гору плюшевых игрушек, которыми она увешалась, как многодетная мать, оседая под их тяжестью, взял на память молоток из измерителя силы удара - измеритель был похож на гигантскую жевательную резинку с её приятно безумным розовым цветом, он выловил из сиропа все яблоки, улыбаясь поджаренным к празднику поросенком. Они звенели при столкновениях, как шарики в автомате для пейнтбола.
Наконец ярмарка выплюнула их. Лиза обрушилась под весом игрушек и выпитого, обхватила руками ногу.
- Я больше идти не могу. Напоролась на какую-то колючку, - заныла она.
Дон стоял над ней на мягком валежнике, и думал, что Лиза сейчас похожа на могильный памятник самой себе и поэтому очень красива. Среди безветрия внезапно вскинулся во сне ветерок: лизины лодыжки обдуло потоком листьев.
-Тебе бы пошло платье из листьев, как у Питера Пена.
Лиза пьяно улыбнулась и откинулась на спину, расстегивая лесные ягоды пуговиц.
Дон ударил её молотком прямо в улыбающееся лицо.
Забор был разрушен.

@настроение: надо же, и эпиграф нашелся. эх, не выйдет из меня Льва Толстого

@темы: надписи на заборах, я бабочка Элтон Джонн! и я умею пееть!