В детстве у меня был тамагочи со странным названием '8 in 1', намекавшим то ли на то, что к восьмеричному пути кто-нибудь да примажется, и попортит всю математику, то ли на то, что человека с восьмерением личности следует называть крестражистом-ударником, по аналогии с шахтерами-ударниками или ударницами-матерями. Восьмерка страдала сколиозом, и надпись принимала новое позлащенное значение: 'Sin 1'. Грех номер один, только что выпущенный из пышущего напоминающим вид и запах юного тела пластиком цеха. Мудрая пиар-акция сатаны, в чьих родственниках несомненно затесались Картман и Карнеги, в ответ на гробоподъемность скрижалей. Маленькие пластиковые зародыши греха, подозрительно ассоциирующиеся в уме с увеличенной яйцеклеткой. Но даже если дети и осознают вдруг всю прелесть чайлд-фри в пользу заведения кошечек и собачек, преследуемые кошмарами о вытекающей из куклы барби крови, главный посыл тамагочи не в этом.
Главное - это, пожалуй, чувство власти над жизнью виртуальной зверюшки. Хочу - нежу и балую плюшками, хочу - позволяю в пиксельных корчах умереть на белом серпантине подоконника. Утро, скороспелые проводы в детский сад, сопровождаемые плачем из-за родни, литаврой подзатыльника и презрительным свистом зеваки-чайника. Несмотря на это дома все-таки тепло и поэтому прекрасно. А на выселках, на протянувшейся от жадного заоконного пространства заснеженной будто шоссеине лежит забытый тамагочи с трупиком на заставке. Для меня, до того видевшей лишь мертвых птенцов, да, пожалуй, ту еду, которая появляется в виде мертвой и только потом приобретает нестрашный глазу облик с помощью кухонных эликсиров и жестоких маминых рук, это была почти настоящая смерть. Чувство, близкое к стыду кошек и детей, требующее от них прятать сделанное или раз-деланное, и почему-то жадное, непристойное любопытство. То, что случилось далее, можно назвать орудованием тамагочи-маньяка. Практикование различных видов наплевательского отношения - где нибудь тайно, тихо и со всей серьезностью! - а затем немое разочарование, что со всеми ними ничего дальше не происходит. Полежит эдакая козявка, попортит своим видом экран, а потом все погаснет. Никто не вскочит на свои микки-маусьи ножки, не забацает песенку "какой прекрасный день" с электронным скрежетанием от садящихся батареек, никто не возродится и уж тем более не начнет делиться почкованием. Да, чувство власти было неполным из-за того, что тамагочи умирали насовсем, стыдливо обходя вопрос естественного отбора и прилагающихся к нему штук стороной. А ведь так хотелось, чтобы и наплевательское отношение, влекло за собой ответственность, например, такую: "не плюй на тротуар - он козленочком станет, таким же, как и ты". Занавес. Обмен виртуально-культурологической слюной для днк-побратимства у драконов, в которых обратились их бывшие владельцы на тамагочи.
Тамагочи, кстати, не был, а есть, вот он лежит в завалах ностальгического хлама, невылупившийся покемон Мюс и Пикачу. Где-то наверху увеличивают поголовье драконов соседи. Всем хорошо. Всем наплевать.