[zetas]

Cмотрела я тут серию ТБВ про Шелдона и птичек, и подумала: а чем я хуже? Изживу-ка я одним махом два страха - к насекомым и птицам.



Фанфик.
Название: "А ужин отдай врагу"
Персонажи: Пруссия, Россия и Австрия. И никакого слэша!
Жанр: юмор
Дисклеймер: как вы видите, зовут меня не Клио и даже не Химаруя. А жаль:Р
Саммари: история о том, откуда в России есть пошли тараканы заморския. Гилберт здесь и вообще мне в частности напоминает Фридриха II из "Пером и шпагой" (интересно, а не переводили ли роман на джапанский?). Обоснуй - Семилетняя война.

- Я таю, как снеговик, - подумал Россия, - проклятье. Так вот что значит гостеприимство Пруссии! Этот паршивец расстарался все сделать так, чтобы мы поскорей ушли.
А Гилберт действительно расстарался. Можно сказать, расшибся в лепешку, и в глазах у него зашкворчало, когда он увидел нерешительно ослабляющего шарф Брагинского. Так обычно делают дети, которым строго настрого сказали не снимать теплую одежду, а избавиться от обузы хочется. Австрия, сидевший как кисейная барышня на самом краешке скамейки, сделал вид, что ничего не происходит. Пруссии хорошо бы подошла работа со сковородками в аду, жарить грешников у него точно получилось бы лучше, чем колбасу, которую он с исконной злобой домохозяйки швырял на стол.
- Ну погоди у меня, - колол он вуду-взглядом Брагинского, как ни в чем не бывало отхлебывавшего чай, - ты еще пожалеешь, что набился мне в гости. Ой, смотрите, чья-то шоколадная медалька сейчас растает!


Надо ещё сказать, как Россия и Австрия оказались в гостях у Пруссии. Гилберт в очередной раз дернул за вихор паиньку-Австрию и, хохоча как камнепад, укрылся за своей дверью. Последнее "ха" перешло в кашель, потому что в дверной глазок он увидел
Брагинского и Эдельштайна, дружно перешагивавших таблички с надписями: "По газону не ходить!". Ну конечно же, маленький ябеда прибежал к России поплакаться! У Пруссии поползли муравьи по телу - он презирал все уменьшительно-ласкательные суффиксы, что частенько создавало проблемы в разговоре. Бабушку свою, например, он называл исключительной "бабкой".
Приторным голосом он спросил:
- Тук-тук, кто там?
За дверью повисло молчание, мягкое, как стены в палате для буйно помешанных. Потом с неуверенностью в голосе спросили:
- Водопроводчики???
- Пффст, - фыркнул Гилберт, - да вы совсем не знаете правил игры, что ли? Я ведь вас спрашиваю, кто внутри - слышите, внутри, а не снаружи! И вы должны были ответить..
Пока Пруссия-кун впадал в детство, Россия водопроводным краном на манер фомки сбивал замок. Гилберта заткнул только удар по кумполу.
Брагинский испуганно посмотрел на распростертое тело с надгробным памятником указательного пальца:
- Я думал, этот парень никогда не замолкнет, да, Родерих?
Австрия лишь целомудренно переступил через труп и направился внутрь дома. Он чувствовал себя великолепно и рассылал сотни купидонов-отблесков от своих очков:
- Триумф! Теперь дом этого ублюдка - мой! Жаль, он не держит музыкальных инструментов, этот выскочка Байльшмидт. Как же легко оказалось надавить на жалость признающему только римское право детской песочницы Брагинскому!.
Россия схватил его за руку:
- Это нечестно. Мы должны дождаться, пока он не придет в себя, а потом пригласит нас войти.
Австрия глянул на руины Гилберта, но решил не спорить. Впрочем, он тут же в доброте душевной принес ведра так два холодной воды для Пруссии.
Когда парад планет перед глазами Байльшмидта превратился в обычную карусель Мэри Поппинс, он понял, что попал. Над ним участливо наклонялся Россия, который завоевывал города исключительно для того, чтобы ходить в гости. Сбоку маячил Австрия со вторым ведром воды наготове. Гилберт постарался прикинуться мертвым, но вспомнив, что кое-кто из них, по слухам, некрофил, вскинулся вверх, как лошадь кавалериста:
- А вообще-то у меня есть нечего, - радостно заявил он.
- Майн готт, кто тут говорит о еде! Ты проиграл нам желание, ни больше, ни меньше. Так что давай, Бертушка, наряжайся вот в этот костюм Пасхального кролика.
Байльшмидт контуженно переводил взгляд с одного из них на другого. Россия сиял, как тонна радиоактивного топлива:
- О, на самом деле это костюм Мартовского зайца. Мы косплеили "Алису в стране чудес" - я был Соней, Наташа - Красной королевой, а Артур - Мартовским зайцем.
- А Алисой был Людвиг, - хохотнул Австрия, - Алисой с бакенбардами.
- Не удивился бы, если бы ею был этот Спящий ленивец, - сказал Пруссия, состроив невероятно сложную рожу. Пожалуй, костюм ему даже нравился. Правда, он будет особым Мартовским кроликом. Опасным кроликом, красноглазым кроликом, кроликом, которому лучше не клади палец в рот! Тем более, в голове у Пруссии роились идеи, одна коварнее другой, как выпроводить Россию с Австрией из дома. Сладостно
всматривающегося в пустоту и, несомненно, видящего там пытки и казни Гилберта прервал Австрия, повелительно щелкнув пальцами перед самым его носом:
- Пошевеливайся, Прусс! Мы устали и хотим есть.
Гилберт смигнул, подавив желание придушить урода, и самой злобной пчелой в улее полетел на кухню.
Там, на тараканьем концлагере, покачивался осоловелый Пруберд. Птиц выглядел изрядно перебравшим, но тем не менее он клюнул хозяина в палец, вызвав у того бурю восторга:
- Ах ты мой милый Пухлик! Весь в меня!! Подожди, я сниму тебя с клетки - что, разве не хочешь выпить потом глаза России и Австрии?
Гилберт вытряхнул из клетки тараканов. Рыжие и взлохмаченные, они чем-то напоминали Англию. Весело насвистывая, он принялся за стряпню.
- Тадам! а вот и мои знаменитые яблочные пироги, - объявил он, - балериной влетая в комнату. В своем костюме он был похож на Гвен Стефани, только гораздо симпатичнее.
- Фу, яблоки, как это похоже на тебя, деревенщину, - с пирогом за щекой сказал Австрия, - кстати, я забыл сказать тебе, что собираюсь взорвать твои пороховые склады.
- Тогда мне точно нечего будет есть!
- О, так ты, оказывается, ешь порох! Вот почему у тебя такой взрывной характер.
Пруссия не выносил плоских каламбуров:
- Заткнись, если ты в гостях, заткнись и ешь! Эти яблоки - последнее, что есть в моей маленькой Померании..
Их перепалку прервал Россия, долго осматривавший с разных сторон пирожок, а потом наконец откусивший от него:
- О, как вкусно. Это изюм, да?
Гилберт побледнел. Похоже, его план А провалился. А план Б был вот какой: напоить обоих до бесчувствия и вышвырнуть тепленькими вон.


Гилберт притрюхал свои обширные запасы спиртного, поинтересовался:
- Закусывать точно не будем, а, парни?
Россия похлопал его по плечу:
- Все, как скажет третий!
Через час они уже рассказывали анекдоты. Через два у Родериха запотели очки. Через три Гилберт понял, что сам уже в стельку, а России ещё хоть редут брать.
- Родя, Ваня, как же я вас люблю! Давайте споем, что ли?
Австрия медленно угасал.
- Ну Родя, Родя. Старушек он, видите ли, убивать научился, а пить - нет.
- Гил, это из другой оперы, - возразил Брагинский.
- А из какой?
- Ммм.. не помню. В голове моей бутылки, да, да, да. Остальное - это просто е-р-у-н-д-а.
В бокале отключившегося Родериха полоскал перышки Пруберд.
- Бутылки, говоришь? А, бутыылки, - в глазах у Пруссии промелькнула шальная пуля мысли, - у меня тут один такой интересный экземпляр завалялся, сейчас принесу.
Пруссия вновь отправился на кухню: если его не спасет это, то не спасет уже ничего. В бутылку кальвадоса, подаренного Францией, он высыпал весь тараканий яд, что был в упаковке. Немного подумав, раздраконил и вторую.
- Держи, Россия. Чтобы потом не говорили, какой я жадный. Нет-нет-нет, я сам уже не буду, мне ведь ещё в седле надо быть.
Россия пригубил предложенную ему жидкость, шипевшую и плескавшуюся как-то слишком оживленно для неодушевленной субстанции.
- Как необычно, - произнес он.
У Гилберта округлились глаза.
- И знаешь, у комнаты, кажется, расширяются стены. Звезды? - он сделал второй глоток и прямо, как подрубленное дерево, рухнул лицом в салат.
- Пе-пе-пе, - захлопал в ладоши Гилберт.
Все его существо ликовало.


Уже свалив обоих упийц на дверной коврик - очкарик Австрия почему-то оказался самым тяжелым - Гилберт вспомнил ещё кое о чем. Он сбегал за оставшимися в живых тараканами и переселил их на новое место жительства - в россиин ранец. Тараканы, кажется, остались довольны.
- Это тебе, чтобы ты помнил Пруссию, - бормотал он, организуя вынос тел.
А Россия долго ещё жаловался, что ничегошеньки не помнит, например того, откуда взялись в его доме эти тараканы-пруссаки, такие маленькие и настырные по сравнению с его собственными.